Евгений Лукин – писатель интеллектуального склада, писатель-философ. Художественный предмет автора – онтология и историософия. Движения души, лирические струны глубоко спрятаны в ткани философских рефлексий, порою облеченных в модернистскую оболочку. Особенно это заметно в цикле «петербургских поэм» Евгения Лукина – романе «По небу полуночи ангел летел», новелле «Памятник», поэтических вариациях «Lustgarten, сиречь вертоград царский». Их тема – сакральное пространство Петербурга. С помощью многочисленных метафор, калейдоскопа образов автор пытается разгадать, чем же является Петербург в русской истории, в русской культуре? Каков смысл этого града, насажденного Петром, какие стихии – темные и светлые – наполняют его?

Символика требует известной подготовленности читателя, нуждается в расшифровке. В «петербургских поэмах» Евгения Лукина прослеживаются в первую очередь традиции Гоголя: автор мифологически переосмысливает совершенно обыденные на первый взгляд события. За злоключениями странных героев, фантасмагорическими сценами открываются горькие раздумья о метаморфозах в облике города, о его загадочном вневременном бытии. Культурологические аллюзии не мешают писателю делать острые социальные зарисовки, проявляющиеся, например, в описаниях лихорадочной подготовки 300-летнего юбилея города.

В 1996 году Евгению Лукину довелось принять участие в боевых действиях на Северном Кавказе что нашло отражение в его повести «Танки на Москву». Сцены первой чеченской войны выписаны лаконично, скупо, подчас с натуралистическими деталями. Они напоминают публицистический репортаж с места событий. Трагические страницы недавней истории пишутся с предельной откровенностью. В историях, имеющих документальную основу, открывается правда войны. Постичь происходящее трудно: оно часто не укладывается в сознании. Но в бесчеловечных обстоятельствах и проверяется человек: кто-то сохраняет свою личность, кто-то расплывается в безликую тень.

В прозе Евгения Лукина оживают образы отечественных воинских повестей, и как уместен вздох то ли автора, то ли героя, заброшенного чужой волей в кавказские ущелья: «Эх, Русская земля, ты уже за холмом!» Отметим предельную честность писателя, который передает настроения в российской армии, ставшей жертвой «неслыханного предательства» – капитуляции накануне победы над врагом. Яростный гнев направлен на тех, кто породил эту войну: «Постепенно душевная горечь перерастала в глухую ненависть. Никто не называл виновника этих страшных бедствий, так нежданно выпавших на долю русских и чеченцев, но каждый сердцем знал – это он… черт трехпалый». Так возникает чудовищный парадокс эпохи, запечатленный в повести. Чеченские боевики мечтают сокрушить ненавистную Москву: «Нам равных нет. Мы все сметем. Держись, Россия! Мы идем». Но в вещем сне герою повести мерещится, что Кремль атакуют русские танки. Сгоревшие в Грозном и вдруг ожившие, они посылают снаряды в инфернального властелина, верша справедливое возмездие. Получается, что главные враги России находятся в Москве.

Философско-литературные эссе Евгения Лукина посвящены истокам русской цивилизации, мистическому и историческому пространству русского духа. «Читатель, следя за ходом его повествования, получает возможность пройти тропинками, смыкающими греческие мифы, германо-скандинавский эпос, русские сказки, былины, предания и творчество поэтов русского авангарда ХХ века», – справедливо отмечает критика. В давнем споре западников и славянофилов о том, каким путем идти России, позиция писателя такова: наше призвание – синтезировать «светосозерцание» Востока и «миродеятельность» Запада, вобрать в себя и развивать оба начала.

Отличаются новизной и серьезные литературоведческие исследования Евгения Лукина. Он делает открытия в сферах, казалось бы, досконально изученных. Семантический и культурологический анализ раскрывает, как в творчестве русских авангардистов (Хлебникова, Крученых, Введенского) ведется «поиск новых сочетаний словесных символов и понятий, имеющих традиционную историческую и мифологическую основу». Евгению Лукину удалось доказать, что так называемая «русская поэзия бессмыслицы» имеет свои древние религиозные и национальные истоки.

О природе русского человека говорит и эссе «Мирские адаманты», посвященное одному лишь литературному жанру – стихотворной эпитафии. Читатель становится свидетелем того, как воспитанные Евангелием и ставшие неотъемлемыми для русских качества (смирение, отсутствие кичливости, отказ от внешних мирских почестей) подвергаются испытанию, встречаясь с западным культом гордыни. Автор размышляет о том, почему русские литераторы не принимали «мраморного» увековечивания памяти о себе и отрицательно относились к эпитафии. Экскурс в историю жанра приводит к выводу: «Возникшая как сколок иного мировосприятия, русская стихотворная эпитафия по-настоящему сумеет обратиться лишь в сатирическую эпиграмму, где ирония над собой или глумление над другим, пожелание ему смерти и забвения станет почти обязательным». Так пришлая чуждая культура теснит культуру собственную, не давая ей задышать полной грудью. В противоположность эпитафии, органически родственный русской православной культуре, жанр памятования о человеке – краткая молитва.

Очерк «Философия капитана Лебядкина» – увлекательное сопоставление идейного мира Достоевского и Гете, Заболоцкого и Олейникова, иных художников и мыслителей вплоть до лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца. Хочется отметить стиль научных штудий Лукина, касающихся сложных мировоззренческих и социальных вопросов: они написаны совершенно внятным языком, и изобретенные автором термины вроде «антропоинсектической идеи» не препятствуют усвоению смысла. Эти работы интересно читать, интересно следить за авторской мыслью, содержательной и глубокой.

Свое впечатление от творчества Евгения Лукина каждый читатель вынесет сам, познакомившись с его текстами. У каждого будет свой диалог с писателем: кто-то найдет подтверждение своим взглядам, кто-то будет спорить. Несомненно одно: перед нами – большая настоящая литература.